Неточные совпадения
Сверх того, он уже потому чувствовал себя беззащитным перед демагогами, что последние, так сказать, считали его своим
созданием и
в этом смысле действовали до крайности ловко.
Хотя
в ее косвенных взглядах я читал что-то дикое и подозрительное, хотя
в ее улыбке было что-то неопределенное, но такова сила предубеждений: правильный нос свел меня с ума; я вообразил, что нашел Гётеву Миньону, это причудливое
создание его немецкого воображения, — и точно, между ими было много сходства: те же быстрые переходы от величайшего беспокойства к полной неподвижности, те же загадочные речи, те же прыжки, странные песни…
Зло порождает зло; первое страдание дает понятие о удовольствии мучить другого; идея зла не может войти
в голову человека без того, чтоб он не захотел приложить ее к действительности: идеи —
создания органические, сказал кто-то: их рождение дает уже им форму, и эта форма есть действие; тот,
в чьей голове родилось больше идей, тот больше других действует; от этого гений, прикованный к чиновническому столу, должен умереть или сойти с ума, точно так же, как человек с могучим телосложением, при сидячей жизни и скромном поведении, умирает от апоплексического удара.
Поди ты сладь с человеком! не верит
в Бога, а верит, что если почешется переносье, то непременно умрет; пропустит мимо
создание поэта, ясное как день, все проникнутое согласием и высокою мудростью простоты, а бросится именно на то, где какой-нибудь удалец напутает, наплетет, изломает, выворотит природу, и ему оно понравится, и он станет кричать: «Вот оно, вот настоящее знание тайн сердца!» Всю жизнь не ставит
в грош докторов, а кончится тем, что обратится наконец к бабе, которая лечит зашептываньями и заплевками, или, еще лучше, выдумает сам какой-нибудь декохт из невесть какой дряни, которая, бог знает почему, вообразится ему именно средством против его болезни.
С тех пор как я себя помню, помню я и Наталью Савишну, ее любовь и ласки; но теперь только умею ценить их, — тогда же мне и
в голову не приходило, какое редкое, чудесное
создание была эта старушка.
Но когда я опять взглянул на прекрасное личико моей дамы,
в нем было, кроме того выражения веселости, здоровья и беззаботности, которое понравилось мне
в моем, столько изящной и нежной красоты, что мне сделалось досадно на самого себя, я понял, как глупо мне надеяться обратить на себя внимание такого чудесного
создания.
«Но неужели ж это правда, — воскликнул он про себя, — неужели ж и это
создание, еще сохранившее чистоту духа, сознательно втянется, наконец,
в эту мерзкую, смрадную яму?
Клим усердно старался развить
в себе способность
создания своих слов, но почти всегда чувствовал, что его слова звучат отдаленным эхом чужих.
Но слова о ничтожестве человека пред грозной силой природы, пред законом смерти не портили настроение Самгина, он знал, что эти слова меньше всего мешают жить их авторам, если авторы физически здоровы. Он знал, что Артур Шопенгауэр, прожив 72 года и доказав, что пессимизм есть основа религиозного настроения, умер
в счастливом убеждении, что его не очень веселая философия о мире, как «призраке мозга», является «лучшим
созданием XIX века».
Но там еще шаги ее были нерешительны, воля шатка; она только что вглядывалась и вдумывалась
в жизнь, только приводила
в сознание стихии своего ума и характера и собирала материалы; дело
создания еще не начиналось, пути жизни угаданы не были.
Штольц тоже любовался ею бескорыстно, как чудесным
созданием, с благоухающею свежестью ума и чувств. Она была
в глазах его только прелестный, подающий большие надежды ребенок.
Он кончил портрет Марфеньки и исправил литературный эскиз Наташи, предполагая вставить его
в роман впоследствии, когда раскинется и округлится у него
в голове весь роман, когда явится «цель и необходимость»
создания, когда все лица выльются каждое
в свою форму, как живые, дохнут, окрасятся колоритом жизни и все свяжутся между собою этою «необходимостью и целью» — так что, читая роман, всякий скажет, что он был нужен, что его недоставало
в литературе.
Он сравнивал ее с другими, особенно «новыми» женщинами, из которых многие так любострастно поддавались жизни по новому учению, как Марина своим любвям, — и находил, что это — жалкие, пошлые и более падшие
создания, нежели все другие падшие женщины, уступавшие воображению, темпераменту, и даже золоту, а те будто бы принципу, которого часто не понимали,
в котором не убедились, поверив на слово, следовательно, уступали чему-нибудь другому, чему простодушно уступала, например, жена Козлова, только лицемерно или тупо прикрывали это принципом!
От пера он бросался к музыке и забывался
в звуках, прислушиваясь сам с любовью, как они пели ему его же страсть и гимны красоте. Ему хотелось бы поймать эти звуки, формулировать
в стройном
создании гармонии.
«
В самом
создании!» — говорил художнический инстинкт: и он оставлял перо и шел на Волгу обдумывать, что такое
создание, почему оно само по себе имеет смысл, если оно —
создание, и когда именно оно
создание?
Я сохраню, впрочем, эти листки: может быть… Нет, не хочу обольщать себя неверной надеждой! Творчество мое не ладит с пером. Не по натуре мне вдумываться
в сложный механизм жизни! Я пластик, повторяю: мое дело только видеть красоту — и простодушно, «не мудрствуя лукаво», отражать ее
в создании…
Они — не жертвы общественного темперамента, как те несчастные
создания, которые, за кусок хлеба, за одежду, за обувь и кров, служат животному голоду. Нет: там жрицы сильных, хотя искусственных страстей, тонкие актрисы, играют
в любовь и жизнь, как игрок
в карты.
Никто не может сказать — что я не буду один из этих немногих… Во мне слишком богата фантазия. Искры ее, как вы сами говорите, разбросаны
в портретах, сверкают даже
в моих скудных музыкальных опытах!.. И если не сверкнули
в создании поэмы, романа, драмы или комедии, так это потому…»
Он занялся портретом Татьяны Марковны и программой романа, которая приняла значительный объем. Он набросал первую встречу с Верой, свое впечатление, вставил туда,
в виде аксессуаров, все лица, пейзажи Волги, фотографию с своего имения — и мало-помалу оживлялся. Его «мираж» стал облекаться
в плоть. Перед ним носилась тайна
создания.
— Попробую, начну здесь, на месте действия! — сказал он себе ночью, которую
в последний раз проводил под родным кровом, — и сел за письменный стол. — Хоть одну главу напишу! А потом, вдалеке, когда отодвинусь от этих лиц, от своей страсти, от всех этих драм и комедий, — картина их виднее будет издалека. Даль оденет их
в лучи поэзии; я буду видеть одно чистое
создание творчества, одну свою статую, без примеси реальных мелочей… Попробую!..
Из этих волн звуков очертывалась у него
в фантазии какая-то музыкальная поэма: он силился уловить тайну
создания и три утра бился, изведя толстую тетрадь нотной бумаги. А когда сыграл на четвертое утро написанное, вышла… полька-редова, но такая мрачная и грустная, что он сам разливался
в слезах, играя ее.
«Боже мой! — думал он, внутренне содрогаясь, — полчаса назад я был честен, чист, горд; полчаса позже этот святой ребенок превратился бы
в жалкое
создание, а „честный и гордый“ человек
в величайшего негодяя! Гордый дух уступил бы всемогущей плоти; кровь и нервы посмеялись бы над философией, нравственностью, развитием! Однако дух устоял, кровь и нервы не одолели: честь, честность спасены…»
Ему хотелось уехать куда-нибудь еще подальше и поглуше, хоть
в бабушкино Новоселово, чтоб наедине и
в тишине вдуматься
в ткань своего романа, уловить эту сеть жизненных сплетений, дать одну точку всей картине, осмыслить ее и возвести
в художественное
создание.
Возьми самое вялое
создание, студень какую-нибудь, вон купчиху из слободы, вон самого благонамеренного и приличного чиновника, председателя, — кого хочешь: все непременно чувствовали, кто раз, кто больше — смотря по темпераменту, кто тонко, кто грубо, животно — смотря по воспитанию, но все испытали раздражение страсти
в жизни, судорогу, ее муки и боли, это самозабвение, эту другую жизнь среди жизни, эту хмельную игру сил… это блаженство!..
И как Вера, это изящное
создание, взлелеянное под крылом бабушки,
в уютном, как ласточкино гнездо, уголке, этот перл, по красоте, всего края, на которую робко обращались взгляды лучших женихов, перед которой робели смелые мужчины, не смея бросить на нее нескромного взгляда, рискнуть любезностью или комплиментом, — Вера, покорившая даже самовластную бабушку, Вера, на которую ветерок не дохнул, — вдруг идет тайком на свидание с опасным, подозрительным человеком!
Гончарова.], поэт, — хочу
в Бразилию,
в Индию, хочу туда, где солнце из камня вызывает жизнь и тут же рядом превращает
в камень все, чего коснется своим огнем; где человек, как праотец наш, рвет несеяный плод, где рыщет лев, пресмыкается змей, где царствует вечное лето, — туда,
в светлые чертоги Божьего мира, где природа, как баядерка, дышит сладострастием, где душно, страшно и обаятельно жить, где обессиленная фантазия немеет перед готовым
созданием, где глаза не устанут смотреть, а сердце биться».
Цвет глаз и волос до бесконечности разнообразен: есть совершенные брюнетки, то есть с черными как смоль волосами и глазами, и
в то же время с необыкновенною белизной и ярким румянцем; потом следуют каштановые волосы, и все-таки белое лицо, и, наконец, те нежные лица — фарфоровой белизны, с тонкою прозрачною кожею, с легким розовым румянцем, окаймленные льняными кудрями, нежные и хрупкие
создания с лебединою шеей, с неуловимою грацией
в позе и движениях, с горделивою стыдливостью
в прозрачных и чистых, как стекло, и лучистых глазах.
Природа — нежная артистка здесь. Много любви потратила она на этот, может быть самый роскошный, уголок мира. Местами даже казалось слишком убрано, слишком сладко. Мало поэтического беспорядка, нет небрежности
в творчестве, не видать минут забвения, усталости
в творческой руке, нет отступлений,
в которых часто больше красоты, нежели
в целом плане
создания.
— Вы ошибаетесь, Игнатий Львович, — невозмутимо продолжал Альфонс Богданыч. — Вы из ничего создали колоссальные богатства
в течение нескольких лет. Я не обладаю такими счастливыми способностями и должен был употребить десятки лет для
создания собственной компании. Нам, надеюсь, не будет тесно, и мы будем полезны друг другу, если этого, конечно, захотите вы… Все зависит от вас…
В этом причина того, что революции не приводят обыкновенно к
созданию нового свободного общества и всегда заключают
в себе возврат к старому обществу.
Великие жертвы понес русский народ для
создания русского государства, много крови пролил, но сам остался безвластным
в своем необъятном государстве.
Создание особенного мировоззрения, часто иллюзорного мировоззрения
в зависимости от направления сознания, имеет характер прагматический, которого не имеет познание истинной реальности.
И
в огромном деле
создания и охранения своего государства русский народ истощал свои силы.
Чужд русскому народу империализм
в западном и буржуазном смысле слова, но он покорно отдавал свои силы на
создание империализма,
в котором сердце его не было заинтересовано.
Организация общества,
в котором всегда большая доля необходимости, не есть
создание коммюнотарности.
В ней нет дара
создания средней культуры, и этим она действительно глубоко отличается от стран Запада, отличается не только по отсталости своей, а по духу своему.
А Иов, хваля Господа, служит не только ему, но послужит и всему
созданию его
в роды и роды и во веки веков, ибо к тому и предназначен был.
Тут Творец, как и
в первые дни творения, завершая каждый день похвалою: «Хорошо то, что я сотворил», — смотрит на Иова и вновь хвалится
созданием своим.
Ибо забота этих жалких
созданий не
в том только состоит, чтобы сыскать то, пред чем мне или другому преклониться, но чтобы сыскать такое, чтоб и все уверовали
в него и преклонились пред ним, и чтобы непременно все вместе.
Прудон, конечно, виноват, поставив
в своих «Противоречиях» эпиграфом: «Destruam et aedificabo»; [«Разрушу и воздвигну» (лат.).] сила его не
в создании, а
в критике существующего. Но эту ошибку делали спокон века все, ломавшие старое: человеку одно разрушение противно; когда он принимается ломать, какой-нибудь идеал будущей постройки невольно бродит
в его голове, хотя иной раз это песня каменщика, разбирающего стену.
— Нет, ты не глупенькая, ты святая! Ты истина, ты добро, ты красота, и все это облеченное
в покров простоты! О святая! То, что таится во мне только
в форме брожения, ты воплотила
в жизнь, возвела
в перл
создания!
В сущности, я стремился не к равенству и не к преобладанию и господству, а к
созданию своего особого мира.
Я активно участвовал
в создании этого института, был деканом отделения института.
Я это выразил недавно
в парадоксе: субъективное объективно, объективное же субъективно, ибо субъект есть
создание Бога, объект же есть
создание субъекта.
Исторические катастрофы обнаруживают большой динамизм и дают впечатление
создания совершенно новых миров, но совсем не благоприятны для творчества, как я его понимал и как его предвидел
в наступлении новой творческой религиозной эпохи.
Новое христианское сознание я не мыслил
в форме
создания новых таинств.
Человек активен
в создании нового мира.
Из профессоров Духовной академии самый оригинальный и замечательный мыслитель — Несмелов, по духу своему религиозный философ, а не богослов, и он делает ценный вклад
в создание русской религиозной философии.
В его первичную интуицию духовного всеединства мира входит и осуществление социальной правды,
создание совершенного общества.
Исключительный интерес
в 30-е и 40-е годы к философии Шеллинга и Гегеля не привел к
созданию самостоятельной русской философии.